Неоконченная книга — разочарование для читателя и награда для филолога. Первый вместо вожделенной развязки получает оборванный на полуслове сюжет. Второй сталкивается с уникальной литературно-исторической загадкой. Именно в поисках ответа на вопрос, почему Гоголь сжег второй том «Мертвых душ», исследователи смогли докопаться до самой сути личности автора — категоричного и склонного к неврозам перфекциониста. Незаконченная книга — это чаще всего и последняя книга, куда писатель стремится вложить накопленные за годы жизни мудрость и мастерство. Мы вспомнили 6 знаковых для литературы романов, которые так и не были завершены. 1. «Дубровский», Александр Пушкин Называя Пушкина солнцем русской поэзии, критики и почитатели порой забывают о том, что в 20—30-х годах XIX века ему не было равных и в прозе. «Арап Петра Великого», «Повести Белкина», «Капитанская дочка» — каждое из этих произведений поражает исполинской силой писательского дара. Из ряда шедевров, впрочем, несколько выбивается «Дубровский» — необработанный и, по всей видимости, незавершенный роман Пушкина. И дело тут не только в том, что автор попросту не успел довести до идеала язык произведения. В «Дубровском» на фоне конфликта между благородным изгоем и сытым барином слишком хорошо чувствуется конфликт Пушкина с самим собой. С одной стороны, связанный семейными обязательствами, он стремился угодить публике и написать, как сейчас бы сказали, бестселлер, чья популярность подпитывалась бы всеобщей любовью к Вальтеру Скотту. С другой, созданный Пушкиным русский Робин Гуд своим трагическим пылом тяготел скорее к шиллеровским «Разбойникам» и был сложнее картонных народных героев, столь притягательных для аудитории. Сам роман фактически был озаглавлен датой — «21 октября 1832 года» — именно в тот день Пушкин начал его писать. «Дубровский» — плод осторожной фантазии издателей, которые напечатали книгу через четыре года после дуэли с Дантесом. 2. «Бувар и Пекюше», Гюстав Флобер Автор величайшей похвалы пошлости — романа «Госпожа Бовари» — Гюстав Флобер решил пойти по стопам Эразма Роттердамского и написать еще и похвалу глупости. «Бувар и Пекюше» — история о двух болтунах-переписчиках, которые на старости лет бросили рутинную конторскую работу и поселились на ферме. Там они пытались заниматься сельским хозяйством, медициной, политикой, но, будучи хроническими дилетантами, неизменно терпели неудачи во всех своих начинаниях. Формально считается, что замысел романа пришел к Флоберу в начале 70-х годов XIX века, когда он собирал «Лексикон прописных истин». Этот самый «Лексикон» — коллекция банальщин, подслушанных писателем в буржуазных салонах, — и должен был стать второй частью «Бувара и Пекюше». Однако может показаться, что образы парочки забавных глупцов появились в голове Флобера существенно раньше — еще во время работы над «Госпожой Бовари». Закадычные друзья словно младшие братья аптекаря Омэ, ионвильского диктатора, который невольно подсказал Эмме способ покончить с собой. Бувар и Пекюше, по сути, исповедуют ту же философию наглого невежества, что и Омэ. Неудивительно, что, в конце концов, они терпят духовный крах, а роман о них становится последним приговором Флобера французскому обществу Второй империи, пусть и не законченным — в 1880 году писатель умер, не успев дописать книгу. 3. «Похождения бравого солдата Швейка», Ярослав Гашек Весельчак и выпивоха Гашек стал бы символом чешской литературы и без «Швейка». На его счету около 1 500 рассказов, памфлетов и прочих очерков. Они мастерски написаны и переведены на десятки языков, включая русский. Однако именно «Швейк» вместил в себя не только весь комплекс гашековских анархических идей, но и огромную, беспощадную и смешную реальность, в которой писателю приходилось жить, творить и воевать. Гашек создал удивительный гибрид военной эпопеи и плутовского романа, пронизанный чешским юмором — сытным и пахнущим пивными дрожжами. Книга должна была состоять из шести частей, но Гашек успел закончить только три и приступить к четвертой. Смерть прервала работу автора над «Похождениями», а когда 39-летнего бунтаря похоронили, издатель попросил Карела Ванека, друга Гашека, дописать книгу. Правда, «Приключения бравого солдата Швейка в русском плену» были уже не оглушительной канонадой, а скромной картечью — то ли потому, что Ванек не мог похвастаться громким талантом, то ли потому, что взялся писать о чересчур болезненном предмете: он сам побывал в шкуре военнопленного и, видимо, еще не успел отойти от тяжелых воспоминаний. 4. «Тайна Эдвина Друда», Чарльз Диккенс Чарльз Диккенс умер в 58 лет. К этому времени он широко прославился как в Англии, так и за ее пределами и неплохо зарабатывал. Но писательство стало для Диккенса кабалой. Практически каждый из его романов представлял собой своеобразный литературный сериал: книги Диккенса печатали не целиком, а частями. Дочитав очередную главу, заинтригованная публика с нетерпением ждала следующей. В таких условиях писатель не мог позволить себе сделать выдох, чтобы набраться сил. Под конец жизни Диккенс напоминал загнанную лошадь, и это сполна отразилось в неоконченном готическом детективе «Тайна Эдвина Друда». Как несчастное животное хрипит и плюется пеной в ожидании спасительной пули, так и Диккенс вложил в свой последний роман агоническое напряжение, которое в июне 1870 года разрешилось внезапным — и таким предсказуемым — инсультом. «Тайна Эдвина Друда» — книга чрезвычайно динамичная, резкая, захватывающая. Ее влияние на литературу — огромно, и оно простирается не только на Уайльда, Стивенсона и Черстертона, верных последователей диккенсовской традиции, но и существенно дальше. В «Тайне Эдвина Друда» Диккенс добивается от читателей глубокой эмоциональной вовлеченности в сюжет и позволяет им быть не сторонними наблюдателями, а как бы непосредственными участниками описываемых событий. Именно этот прием ляжет в основу американского «нового журнализма» 60—70-х годов XX века, а сама книга родит не одно поколение филологов, которые до сих пор бьются над загадкой: что же на самом деле случилось с Эдвином Друдом? 5. «Человек без свойств», Роберт Музиль Если бы кому-то пришло в голову составить список смертных грехов великих писателей, то к уже известным семи стоило бы добавить еще один — гигантоманию. Каждого большого автора хоть раз в жизни посещал замысел эпохального произведения, в котором отразятся все аспекты бытия. Для Джойса таким произведением стали «Поминки по Финнегану», для Мелвилла — «Моби Дик», для Бальзака — цикл «Человеческая комедия», для Роберта Музиля — роман «Человек без свойств», стоивший автору двадцати лет жизни. Сосредоточившись на работе над книгой, Музиль влачил практически нищенское существование и насыщался лишь желанием рассказать правду о том, что происходило в Австро-Венгрии накануне Первой мировой войны. Современники романа не поняли: Музиль выбрал тему сложную и, признаться, уже не особенно актуальную — первые две книги «Человека» были изданы в начале 30-х годов; писал чересчур умно и тонко, без снисхождения к читателю; сыпал идеями, но не трудился их объяснять. Интерес к «Человеку без свойств» вспыхнул только в 1950-ые годы, когда его автора уже не было в живых. Мир, взбудораженный Второй мировой, вдруг понял, что истоки бойни нужно искать в прошлом, и с удивлением обнаружил вердикт Музиля, который в лице Ульриха, главного героя книги, обвинил в нравственной импотенции всех своих соотечественников. 6. «Америка», Франц Кафка Путь Франца Кафки в литературу был столь тернист, а самооценка столь невысока, что перед смертью он завещал уничтожить свои произведения. Более того, три его романа: «Америка», «Процесс» и «Замок», остались незавершенными. Но если «Процессу» и «Замку» недосказанность, по большому счету, идет лишь на пользу (оба они обрываются как страшный сон — пробуждением), то открытый финал «Америки» кажется злой шуткой. Первую главу романа «Кочегар» опубликовали в 1913 году, и вряд ли тогда кто-то мог догадаться о том, что за ней стоит один из самых мрачных писателей XX века. «Америка» отчасти укладывается в реалистическую традицию: утонченный психологизм, внимание к деталям, борьба в душе главного героя. Роман служит своеобразной попыткой чешского еврея оседлать американскую мечту — именно поэтому в нем порой сквозит истинно драйзеровский пафос. Юный Карл Россман неизбежно должен был либо прийти к успеху, либо остаться у разбитого корыта своих честолюбивых мечтаний. Однако в 1914 году Кафка бросил работу над книгой — устал, надоело, передумал. Мысли писателя уже бередил образ Йозефа К., и финал «Америки» пропал без вести. Кстати, Кафка изначально так и собирался назвать свой роман — «Пропавший без вести». «Америкой» его окрестил Макс Брод — душеприказчик Кафки, который отказался выполнить последнюю волю умершего друга и все&nd